Хроники объявленной и необъявленной жизни
Это мои стихи
Крыжовник был давний. Он рос под старой липой, прижавшись другим своим боком к древнему забору. Сейчас заборы ставят вертикально, прибивая гвоздями к поперечинам узкие и длинные доски. А этот забор был поставлен ещё в те времена, когда заборы складывали из распиленных напополам, только не поперек, а вдоль, бревен.
Они всплывали со дна в заполненных теплой и мутной водой заброшенных то ли шахтах, то ли выработках, из глубины на поверхность, к солнцу. Мы гоняли туда летом на велосипедах купаться.
Я вернусь к тебе тяжелыми каплями первого дождя увяданием живых цветов горечью шоколада во рту я вернусь к тебе
Эти стихи написались в одно мгновение, даже, наверное, в один миг, сразу же, как только я увидел этот снимок. Записывал их, наверное дольше, чем они случились. Понравилась и эта лошадка, а точнее, наверное, все-таки, конь, тогда, значит, понравился, и этот трогательный стакан чая
6 июня 1995 года на Алапаевск обрушилась снежная буря... В тот день я был на острове. Шел снег. Никто не ждал его. Доверчиво из почек повылупились листья. Озабоченно средь них дышали люди. А у всех деревьев зрела мысль, что мир испорчен.
На улице третий день плюс. Снег пропитался насквозь водой, рыхлеет быстрее, чем успевает таять. А потому люди ему вот уже третий день кажутся очень тяжелыми — он не выдерживает и проседает, а они проваливаются. Взаимно недовольны друг другом.
Когда-то это стихотворение завершало мой «евангельский» цикл «Свидетельства». Потом первые пять стихов полетели в огонь, как слишком легковесные, а этот уцелел.
Стихи про четыре стихии — воду, воздух, землю и любовь. Случились, потому что много веков назад апостол Павел в своем первом послании к коринфянам написал вот эти строки:
Когда я первый раз опубликовал эти стихи, среди многих других нелепых замечаний было и такое: «Откуда на Голгофе взялись окурки? Ведь Колумб привез табак из Америки в Европу только в конце XV века». И посоветовали исправить. Я не исправил. И не исправлю.